Мужская работа     Автор: Nemesis   Пятый этаж многоэтажки, закат, я лежу на кровати и смотрю в потолок. Никак не могу опомниться... Вентилятор медленно вращает лопастями, обдувая лужицу водки на тумбочке. Пустая бутылка валялась рядом, под кроватью. Тихий шелест мотора, крутящиеся лопасти, крутящиеся...   «Вертушка» зависла напротив выхода из самолёта. Я толкнул Женьку: - Просыпайся! Прилетели, мать твою... - Пошёл ты, - бормотнул он, открывая глаза. Весь самолёт тихо зашуршал, парни открывали глаза. Вот оно какое, небо Афгана... Нас послали взять высоту и удерживать её, защищая колонны от «духов». Мы даже не знали, куда попали... Парни лишь считали дни до дембеля. Наивные... Телефон валялся в углу, трубка лежала где-то рядом и тихо гудела. Юлька звонила, глупая... Снова затеяла ссору. Она там не была. И изменяла в своё удовольствие. «Ты мне ещё спасибо должен сказать!..» Дура. Вы все, женщины... Вы этого не видели. Думаете, родили нас, значит, всё?.. Вы испытали самую страшную боль?.. Да вы и понятия не имеете, что такое боль. Каково это, когда ты сидишь на земле, прижав задницу к горячим камням, и отстреливаешься от «духов»? Каково это, когда кругом кричат твои друзья, в воздухе витает пыль и смерть, твоего друга только что разорвала душманская мина, а ты всё это видел и лишь орёшь и стреляешь?.. Каково это, когда на твоём лице запеклась чужая кровь, и её противный солёный вкус на твоих губах?.. Как передать этот ужас?.. Пыльные, грязные, вонючие солдаты сидят на грёбаном каменном прыще, обложившись камнями, и отбиваются от «духов», даже не прячущихся, а толпой прущих прямо на твои стены?.. Как это? Как это, когда перед глазами лишь дуло автомата, покрасневшее от выстрелов, а там, в паре десятков метров, десятки, нет, не десятки, сотни моджахедов в чёрных одеждах прут на тебя, режут твоих братьев по оружию?.. Они обстреливают нас минами, уже взорвали связную палатку, подорвав вместе с радио ещё и Лёху с Серым, расстреляли в упор Витька из твоего двора, зарезали Голубя, нашего медика... Ты смотришь на них и понимаешь, что ты - единственный, кто может на этом свете помешать им. И кто-то ещё не идёт в Армию!.. Трусы, слабаки... даже издали не видели этого, даже «пороху не понюхали», а уже хвосты поджали, щенки. А потом, уже после первой волны, ты оттаскиваешь своих друзей, убитых, и уже нет сил и воли бояться простреленных, облитых чёрной кровью голов, практически выпотрошенных солдат, расстрелянных в упор, подорвавшихся на гранате или мине... Ты знаешь только одно: если ты не возьмёшь оружие у своего павшего брата, ты не сможешь за него отомстить, так что приходится обшаривать истекающего кровью мертвеца, забирать у него полупустые рожки, гранаты, автоматы... Ты сидишь и уже точно знаешь, что сейчас они снова пойдут, а сказать нечего. Лишь машинально заправляешь патроны в магазин и пустыми глазами смотришь в небо, сквозь песок, витающий в воздухе, дым от горящих БТР-ов, кровь на твоих веках. И своя, и чужая, смешавшаяся с потом, горькая, запеклась на губах. И ты кусаешь губы, уже просто от безысходности, зная, что можешь через минуту умереть. А раненый прапорщик снова кричит: Вперёд!.. И ты встаёшь, хотя сил уже нет и ватные ноги не держат, хоть уже автомат висит на обессилевших руках, но ты снова встаёшь и видишь, как из-за камней вылазят эти чёрные крысы, как они палят в тебя и твоих братьев... Они снова бегут на тебя, а ты стреляешь и кричишь, рядом тобой кричит твой товарищ, едва держа в простреленной руке пулемёт, и поливает проклятых «духов» свинцовым дождём... И падает рядом, с простреленной головой, а его кровь, кровь, только что тёкшая в его теле, брызгает на жёлтые камни, уже красные от крови и чёрные от пожарища... На твои руки. И ты с новыми силами орёшь, сам не зная на кого, и стреляешь. А потом рукопашная... Проклятые духи режутся как заведённые, едва успеваешь вскинуть автомат и врезать ему прикладом, как уже лезет новый, наставляет на тебя ствол... рядом гремит взрыв, тебя осыпает колючими камнями и пылью, перед глазами всё плывёт и застилается красной пеленой, но ты ещё живой и можешь успеть выстрелить первым в «духа»... Кругом - взрывы, кровь, смерть, кричат раненые и умирающие, вопят ещё живые, отстреливающиеся солдаты, что-то кричат «духи» на своём языке, кто-то кидает гранату, в воздух вздымается ещё один убитый душман и облако пыли... Уши закладывает от взрывов и выстрелов, уже чувствуешь бой всем телом, как земля трясётся под ногами, как пули пролетают мимо... Ещё одна волна остановлена. Нас оставалось всего девять, и семь автоматов на всех. Двое взяли оружие у убитых «духов», но едва не подохли, попав под обстрел. Проклятые духи снова начали обстреливать нас минами, снова кругом начали вздыматься волны и столбы пыли и камней, огненные пузыри и волны осколков. Что-то больно бьёт по ногам, но боли уже не чувствуешь, и так уже устал видеть смерть и кровь. И снова передышка, снова всё замерло и лишь курятся чёрным дымом воронки душмановских мин. Уже даже не шарахаешься от лежащей рядом с тобой оторванной руки, уже не боишься ложиться на горячие от взрывов и тёплой людской крови камни, потому что сам уже весь в ней... И руки, по локоть забрызганы в ней, даже на груди, на бронежилете мелкие пятна... И простреленная нога не ноет, до сознания лишь глухо долетает что-то, тупо бьющее в ногу. А потом снова бой... мин уже не тратят, берегут для колонны, но их снова так же много... а патронов уже почти нету, бросаешь последнюю гранату... Вот вскрикнул Шурик, рядом упал Стас, так долго отстреливавшийся от «духов», а они словно нарочно всё лезут и лезут... Бояться надоело, уже не то состояние, чтобы бояться. Мужчина не боится, если только что его обнимала смерть, уносила с собой его братьев, послушно летела с его пулями и гранатами, словно пламя лизала тебе ноги, но никак не забирала с собой. Я хотел умереть вместе с ребятами, но надо было отомстить за них, я не имею права умирать... Снова затишье, снова считаем выживших. Антона разорвало гранатой, Фирмача зарезали как курицу, он даже не успел понять, откуда ударили, а ведь парень лучше всех стрелял из автомата. Патроны кончились... А мы сидим и проклинаем долбаные «вертушки», никак не появлявшиеся, как нам обещали «отцы-командиры». Мы уже семь часов не выходили на связь, они там что, в штабе, рехнулись все на фиг? Бросили нас подыхать, а сами сдёрнули?.. Время тянулось так долго... минуты стали часами, кожу на щеках противно сдавила засохшая кровь, во рту пересохло так, что даже эти камни, сплошь усеянные нашей кровью, и то дадут больше влаги... У подхода к рубежу, где мы сидели, послышались тихие шорохи подходящих «духов». «Десантники - ВПЕРЁД!!!!!» Мы снова выскочили и начали палить по ним, уже из последних сил... А сзади, за ними, появились наши вертолёты... ну наконец-то... Земля обагрилась кровью «духов», по камням пошли волны и фонтанчики песка, вздымаемого пулями с вертолётов, взрывы один за другим начали грохотать рядом, раскидывая в стороны трупы и камни, на землю начали падать ошмётки, лохмотья одежды и каменный град... Из всего отделения выжил только я и Джамшид, из Ханкалы... И вы говорите мне, что женщины испытывают такую боль, какой никогда не испытать нам? Да, но мы испытываем на себе муки другого плана... Вы никогда не увидите того ада, который видели мы, вы просто закроете глаза, когда вам будут показывать молодых парней, подорвавшихся на минах, расстрелянных в упор, с разрезанным горлом, с простреленной головой... вы сморщитесь, прикроете глаза, опустите голову, пророните слезу. А мы - нет. Наши слёзы высохли там, на камнях той высотки, на камнях, обагрённых нашей кровью и потом, нашей и чужой... Мы и делаем это затем, чтобы вы никогда этого не пережили, мы и бережём вас от ужасов войны. Вы не должны видеть, как снайпер вышибает мозги часовому, вы не должны видеть лавины врагов, обстреливающих нас и прущих на нашу высоту, вы не должны видеть перед глазами месива из крови, трупов и песка. Так уважайте нашу, мужскую работу. Нашу грязь, наш ужас, нашу боль. Вы даёте нам жизнь, а мы забираем жизни у других лишь затем, чтобы уже ваши дети дали жизнь другим людям... Чтобы у вас они были, чтобы вы жили в покое и безопасности, чтобы вы никогда не увидели крови на своём лице и как гибнут те, кто стал вам ближе всего за эти короткие и бесконечно долгие двести дней... Да, мы развратные, мы грубые, мы порой несдержанные, но мы делаем это ради вас. Вы думаете, нам приятно? А кто, кто, если не мы?.. Кто ещё возьмёт в руки автомат и своей кровью отсечёт дорогу вражеским выродкам к вашим порогам? Кто защитит вашу неприкосновенность?.. А вы готовы пожертвовать своей неприкосновенностью хотя бы ради нас?.. Да, вы изменяете нам, пока нас нет рядом, вы идёте в объятья чужих мужчин, не зная, что с нами там, в Армии... Вы хотите тепла и удовольствия, вы хотите любви. Мы - тоже. Но мы не можем. Нам приказали взять высоту и удержать её. Тут некогда думать о девках, тут надо подумать, как тебе хотя бы выжить. А когда выхода нет и у тебя в руке зажата граната, ты думаешь только об одном: умереть, но перед этим успеть убить и унести с собой в могилу как можно больше врагов. Черт, да вы понятия не имеете... каждый парень, каждый должен пройти через это. Не через Ад, но через его отражение. Через лишения и тяготы службы, через Устав и Присягу, через строевую подготовку и военные стрельбы. Через грубость и дисциплину, через сорок километров марш-броска, через взятие высотки... Вы, девчонки, этого никогда не будете делать. Это наша работа. Мы хотим лишь любви, хотя бы просто любви... Её так не хватает здесь, на службе. Вам этого никогда не понять и не почувствовать. Хаос, кровь, боль, потери, пустой магазин и прущие отовсюду «духи»... Мы хотели веселья, мы учились, мы любили красивых девчонок, мы дрались во дворе и порой бывали битыми, мы пили по подворотням пиво и ругались... Кто мы теперь? Груз 200. Кучка мяса в цинковой обёртке. Мы - люди. Мы - герои этой земли, те, что прошёл через град камней, крови и смертей, кто прошёл через обстрелы, кто видел и чувствовал, как дрожит земля под ногами от взрывов и обстрелов «Градами». Герои Афгана. Вентилятор медленно вращал лопастями, телефон тихо гудел в углу, лужица водки почти высохла на тумбочке, бутылка тихо перекатывалась под кроватью. Я лежал и смотрел в потолок. Вот она, наша работа, долг каждого мужчины. Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся... конечно, такого никто и никогда не забудет. Героем надо быть, чтобы после всего этого ещё и человеком остаться, говорить ласковые слова и уважать старших, уступать место девушкам в автобусе и отшучиваться в ответ на надменные реплики этих самых малолеток - парней и девчонок. А ведь эти парни тоже такие же, какими были мы. Они тоже любят этих девчонок, пьют пиво по дворам, дерутся и учатся... Кто-то из них пойдёт туда же, где были мы, а кто-то - нет. Они испугаются. И останутся ублажать наших девчонок. И ехидно улыбнутся, увидев письма тех, кто ушёл на мужскую работу, на долгих два года. Пусть. Мы вернёмся, и покажем, кто - мужчина, а кто - лишь юнец, так и не понюхавший пороху, кто не видел в лицо смерти, кто не знает, что такое - терять друга навсегда. Мы уйдём и выполним наш долг перед страной и вами. А вы... просто дождитесь нас. Мы много не просим, просто дождитесь. Мы вернёмся. Не все, но вернёмся. Посвящается всем, кто не вернулся из боя. 30.09.2005.